Приложение 2. Альтернативные клады

 

В данном свитке собрано несколько работ современных кладоискателей из числа волшебников, самых передовых и, одновременно, самых консервативных кладоискателей. Как видно из текстов, собственно матреиальная ценность кладов начала терять свою актуальность в мире, постепенно теряющем духовность и радость свободы, и внимание кладоискателей начинают привлекать ценности  абстрактных понятий дружбы, свободы, любви и радости.

Самый первый клад 

Когда скалы были еще молодыми, а динозавры уже стали воспоминанием, одно племя обитало в жарком лесу у подножья вулкана. Ничего не предвещало того, что эти дикие существа станут родоначальниками Гомо Сапиенс, и их род доживет до времен космических путешествий.

Но пока это были воинственные охотники, неутомимые собиратели и просто живые существа, которые только-только начинали свой путь по Земле.

В этом племени жил один мальчик. Во время последней охоты он остался сиротой, и никто не позаботился о том, будет ли он сыт, и найдется ли ему убежище. Все норовили занять освободившееся место – ничего не поделаешь, законы выживания – и мальчик не думал возмущаться. Все было в порядке вещей.

Так бы он и погиб один, потому что возраст не давал ему охотится, а постоянный голод не большой помощник в собирательстве. Но мальчик отличался от всех в своем племени. У него было что-то такое, что ставило его в стороне от сородичей. С самого детства у него было Воображение.

С этим сокровищем он и дожил до девяти лет, хотя как и все, считать он не умел и просто радовался еще одному куску еды, который ему удавалось отбить у племени.

Все это воспитало в нем хитрость, изворотливость, но дремавшее воображение не позволило опуститься – итак, он встретил свое девятое лето.

Племя общалось в основном короткими отрывистыми звуками, которые отражали их повседневные потребности и в большем они не нуждались. Огонь уже был им доступен, и они прочно стояли на ногах, и уходить из этого плодородного леса не собирались.

Лес этот стоял у подножия вулкана, старого, потухшего, источенного пещерами, в которых и жило племя.

Однажды дождь зарядил на много дней, и все племя голодало. Мальчик голодал со всеми, но ему уже привычно было обходиться без еды, да и то, что отличало его от других - он прятал в разных местах немного еды – помогало ему прожить.

От скуки в своей пещере, он научился рисовать углем – и научил этому свое племя (но рассказ не об этом). Долго шли дожди. Не осталось племени еды в этом месте и решили они идти дальше. Но мальчик не хотел уходить – даже он понимал, что дети не выживут в походе, да и некто не звал его в дорогу – и он остался в своих пещерах. Несколько стариков остались с ним, и первое время жилось им неплохо.

Но по ночам, по ночам, глядя на звезды мальчик учился мечтать, учился находить новое в мире, и это поддерживало его душу. В блужданиях по окрестностям он много находил забавлявших его вещиц. Больше всего ему нравились блестящие камушки, которые он находил в камнях пещер. Он начал собирать их и его коллекция росла. Камушков становилось все больше и больше, прошли годы.

Мальчик вырос и начал беспокоится за свои сокровища. В его голову приходили новые понятия, которые он пока не мог выразить словами. Он возмужал, окреп. Сам охотился и помогал тем из стариков. Которые еще оставались в живых.

Он совсем не боялся одиночества, но скучал по племени. Когда умер последний старик. Мальчик решил искать свое племя – не чужой же он им – и он начал собираться. Вещей у него было немного, но он беспокоился за свое сокровище. Долго размышлял он и придумал – он спрятал все свои блестящие большие камни в глубине одной из пещер и чтобы не забыть к ним дорогу на стене нарисовал план, карту, хотя такие слова очень бы его удивили.

Собравшись, он ушел вслед за племенем.

Спустя тысячелетия, в пещере далеко от места, где был лес, археологи нашли непотревоженную стоянку древних людей. Научное значение этой находки было неизмеримо. Сохранилось все, о чем могли только мечтать археологи.

Когда исследователи добрались до дальней стены, то нашли стену, изрисованную картинками, а под ней скелет старика. Разматывая его повязку, уже в научной лаборатории, ученые обнаружили огромный необработанный алмаз, который был спрятан в складках повязки.

Это вызвало множество споров в научных кругах, множество догадок – ведь в той местности не могло быть алмазов, и никто не знал, что одинокий мальчик, любивший красивые камни, напоминавшие ему звезды, взял один с собой на память…

И где-то там, где раньше был огромный дремучий лес, и где до сих пор дремлет старый вулкан, на стене старой пещеры есть один наскальный рисунок, указывающий путь к самому первому кладу…

 

  

 Самый старый клад

Когда древние языческие боги были еще молодыми мир жил на грани между сказкой и приключением. Каждая тропинка могла привести к дракону, каждое дерево обернутся дриадой, а каждое озеро — окном в иную реальность. И в один пасмурный день это окно открылось.

Он был стар. Стар по понятиям даже своего мира — тот, которого потом назовут Хранителем. Такой возраст неведом был жителям Земли, ибо Хранитель был из цивилизации, старше которой не было во всех мирах. Хранитель был стар, его мир рушился — он отчаянно искал выход, окно у иную реальность, чтобы спрятать там свое сокровище — программу, программу развития цивилизаций, программу бога.

Долгие тысячелетия народ Хранителя разрабатывал эту программу, стремясь сотворить высшую силу, по которой будет развиваться совершенная цивилизация, цивилизация, которая превзойдет даже Расу хранителей... Но программа была не завершена. Требовались сотни тысяч лет анализа всех доступных хранителям данных, скрупулезная обработка в тишине и покое медальоне — но даже веков не было в запасе Хранителя. Его мир рушился от старости, ибо не одна цивилизация не может пережить собственный конец — на нее ополчаются все силы Энтропии Вселенной...

Хранитель искал молодой и полный сил мир. Едва не распавшись на части, Хранитель выскочил из озера... Там его и нашли молодые боги. Они были еще не мудры и неразумны, эти сверхсоздания старого мира — мудрость пришла к ним позднее. Хранитель был новинкой, они чувствовали в нем силу прожитых лет — столько, сколько не прожил еще весь их молодой мир.

Хранитель остался с ними (да они и не отпустили бы его, они, рожденные стихией и оставшиеся без родителей) и не хотел он уходить. Тайком от него боги по очереди поддерживали в нем жизнь — его рассказы, уроки и сказки былых цивилизаций они готовы были слушать бесконечно. Одного не позволял им хранитель — трогать медальон на своей груди. Шли века, из детей боги превратились в отроков, затем в наглых свободолюбивых юнцов. И один из них (не будем называть его имя — он раскаялся в содеяном) решил преступить границы, как во все времена поступали юнцы всех времен и народов.

Единственный запрет в жизни богов был — медальон. И именно его решили похитить юные боги.

К тому времени Хранитель был еще более старым, чем при вождении в юный мир. Он прогнозировал развитие новой истории молодого мира, он пытался помочь богам взрослеть и править мудро...

Но тут юнцы взбунтовались.

И не как детей, как взрослых за проступок решил наказать их хранитель, не учтя в своей старости, что выросли они и не подчинятся. Сила божьего гнева наложилась на проклятие будущего верховного бога «Да провались ты под землю!».

И хранитель провалился. Силы, накопленные в нем божественным вмешательством оказалось достаточно, чтобы переродить его тело и он выжил (а богини в тайне от братьев тратили все силы на то, чтобы найти Хранителя и подержать его силы).

Так Хранитель обрел бессмертие. Бессмертие крота под землей, ибо не решался они спустя периоды истории выглянуть наружу — программа требовала покоя, а воспоминания о бунте воспитанников были свежи.

Хранитель остался под землей. И тут все ему ведомо, каждый скелет, каждая монета — каждый народ посещает он в своей беспристрастности и ждет, когда же наступит момент, когда проснется программа бога и его миссия будет завершена, ведь самого главного сокровища жаждет его усталая душа - покоя.

 

  

 Клад, который никогда не найдут

Мили и километры подводных туннелей тянулись через пещеру. В глубине мелькали рыбы-призраки, подводное течение уводило их туда, откуда не возвращаются.

Эту пещеру часто навещали люди. Они приходили с факелами, потом со свечами, потом с фонариками. Им нравилась зловещая атмосфера этого места. Несколько экспедиций приходило измерять путь, который прошли люди по пещере, но редко кто осмеливался нырять в подземное озеро. Оно было в глубине карстовой воронки, темное, страшное. Бездонное, течение озера уводило под своды гротов и пловец должен был нырять подкаменные своды. Нырять, не зная, сможет ли он выбраться. Маячок спускали исследователи на канате — он исчез и сигнал его пропал с такой скоростью, будто под третьим гротом был гигантский водопад в преисподнюю. Двадцать лет назад нырнул разведчик с аквалангом и пропал как не было. И с тех пор старая слава вернулась под своды пещеры. Там, где купались девчата стало пусто, лишь дети. Приходили и испытывали свою храбрость.

Давно дело было. Так давно, что и имен и костей не осталось. Пришла в пещеру девушка, спасаясь от Орды. Платье было не ней богатое, золото — выпустили ее из дома, понадеялись, что спасет добро она семейное, да не вышло. Был с ней крест нательный, старый, тысяча лет ему была по преданиям. И бросила девушка крест, и отреклась от бога, во всеуслышание сказала, что не смог он ее защитить, так пусть себя сам защищает. Тут же всколыхнулись волны, и воздух ворвался в пещеру — а с воздухом возвратились орыднцы. Заулюлюкали они, предрекая мучительную смерть девушке, но схватила она старинный крест и бросилась в воды темные. Разгоряченные погоней ордынцы все как один прыгнули за ней — достать хоть одежды богатые. Унесло из под первый грот, второй — а тут уже не выплыть понесло их в страшную черную воронку, в воронку проклятия и древней магии. Здесь обрывалось озеро водопадом. Здесь начиналась поземная черная река, где ничего живое не могло выжить. Не смогла выжить и девушка и ордынцы. Проклятие отказа от креста набросилось на них в древней пещере. Они и мертвы и нет — каждый живет только минуту, чтобы раз за разом тонуть в темной бездне. У них есть один шанс — раскаяние. Раскаяние, которое приведет им спасителя, который жизнью своей пожертвует ради них. Но нет веры в глазах ордынцев, злобой горят глаза девушки. Проклинает она судьбу и веру — века ей носиться по подземным водам, заглядывая то в одну пещеру то во вторую прихватывая дайвера или туриста — радуется ее черное сердце, что еще одну жертву захватило проклятие.

Лишь посмеет один раскаяться, тут же свяжет его зло по рукам и ногам...

Нет спасения от ведьмы. Нет в ее сердце пути к свету. Главное сокровище недоступно ей — раскаяние и прощение, лишь месть движет рассохшейся душой. Найдется ли один, что развеет ее ненависть, возьмет за руку и отведет в иную жизнь? Освободитель... Но нет его — алчность ведет кладоискателей в темные пещеры, алчность запирает их там навеки.

Мили и километры подводных туннелей тянулись через пещеру. В глубине мелькали рыбы-призраки, подводное течение уводило их туда, откуда не возвращаются...

 

 

 Самый мокрый клад

 

Далеко в море вода синяя-синяя, как лепестки самых красивых васильков, и прозрачная-прозрачная, как самое чистое стекло, а ближе к берегу синеву устилает пена морская, которая не кончается кажется никогда, обнимая море, стремясь и не имея шанса в него вернуться. На берегу стоит статуя морской девы — глаза ее с тоскою глядят в море, но на хвост наброшены сети — это предостережение морского царя для всех русалочек, что осмеляться поднять глаза к поверхности, чтобы найти там своего принца, найти — и умереть в попытке завоевать его и чуждую им стихию.

Пена морская долетает до статуи, как-бы пытаясь развязать веревки — но с шипением отступает, повинуясь року. Эта пена — Русалочка, что пренебрегла всеми запретами. Бросила сестер и отца...

Отец отрекся от нее в тот миг, когда Русалочка отвергла нож, который мог принести ей спасение — отрекся и запретил произносить ее имя в пределах своего королевства. Мрачнее тучи ходил он по дворцу, угрумо волновалось море над ним и не один моряк расстался с жизнью и поступил в подданные морского владыки в те черные месяцы.

Таково предание. Уже много лет юные русалочки грезят подвигом своей предшественницы, внучки и правнучки морского царя бороздят моря, подглядывая за пароходами в иллюминаторы подводной их части — но ни одна не решилась постучать.

Там, где море такое темное, что не видно даже огоньков рыб-фонариков, стоит высокая мрачная скала. Ее обвивают бурые темные водоросли, оберегая от окружающего мира, а внутри ее темная пещера, по стенам которой бегают волшебные огоньки — это кабинет подводного царя, место, где он отдыхает от морской суеты, от веселья правнучек, от суеты рыб, от интриг двора. Часто уходит сюда царь, и только здесь разглаживается его нахмуренное чело — все ближе люди проходят к его владениям, все труднее стало скрываться — великая беда грозит его народу, и сидит часами морской царь в своей уединенной пещере, творя заклинания и размышляя.

Но не только свитки и раковины есть в этой пещере. Есть в ней один заветный сундучок, приближаться к которому под страхом смерти запрещено любому подводному жителю. Когда совсем одолеваем морского царя тоска, берет он сундучок и достает свои сокровища...

Что же лежит в самом охраняемом месте подводного царства? Еще ни один смертный не видел этого — а лежит там нитка жемчуга, простая, такая, которую надевают на голову русалке в день ее шестнадцатилетия — в знак того, что она теперь взрослая и может подниматься на поверхность. Лежит там и перламутровый гребень, которым русалочки расчесывают свои длинные прекрасные волосы, и ракушка, первая ракушка юной русалки. Которую добывает она, едва научившись нырять... Сокровища, неведомые никому, кроме отца. И встает она перед ним как живая — его любимая дочь. Не было в подводном царстве никого смелее и отважнее, красивее и безрассуднее. И чуть ума от горя не лишился отец. Когда потерял его — но не мог он остановить ее, ведь свободный выбор величайший дар морского королевства. Тихо начинает он водить трезубцем по стене пещеры — она полна портретов — такой была Русалочка в детстве, юности... А вот такой могла бы быть — матерью, женой, бабушкой... Дрожит трезубец в руках подводного царя, слезы застилают глаза. И молит он — тихо, неслышно — молит пену морскую защитить его внучек, молит великую силу, что дала его Русалочке новую жизнь продлить ее, дать ей покой и счастье, дать ей возможность хоть иногда возвращаться домой...

Но царь уже закрывает сундучок, превращаясь вновь в безжалостного правителя, на котором стоит все царство морское. Нельзя ему быть слабым — поэтому навеки и сундучок, и самое имя Русалочки останутся в этой пещере, на самом дне самой глубокой впадины морской, куда не найти дорогу никому...

 

  

 Самый одинокий клад

 

Это было яйцо. Нет, даже Яйцо. Громадное. Покрытое россыпью драгоценных камней — оно было жемчужиной коллекции знаменитого разбойника Али. Он собирал все, что считал сокровищем — свитки и книги, шкатулки и драгоценности, но не проходило и дня, чтобы он не полюбовался яйцом. На нем не было выгравировано имя автора. Но оно выглядело древним и необычайно тщательно сработанным. Узоры из самоцветов сливались в картины из жизни легендарных драконов, золото перетекало и переливалось от кованного низа до маленькой изящной короной, венчающей все сокровище.

Али был известным разбойником, он грабил, убивал и похищал, его боялись даже окрестные эмиры и их стражники, но однажды он преступил черту.

Он напал на караван принцессы Амелии, которая путешествовала к своему нареченному через пустыни и горы. По правде говоря. Поначалу принцесса была даже рада. Что на них напали — это значило, что теперь ее не выдадут замуж за нелюбимого (и скажем по секрету она надеялась, что один юный граф с ее родины, сэр Ричард и организовал это похищение). Она поняла, как сильно ошибалась, когда свирепые разбойники окружили ее и погнали ее лошадь в кругу своих в дикие горы.

Али понимал — если он убьет принцессу — весь Восток ополчится на него, поэтому он запер ее в пещере вместе со своими сокровищами, объявив во всеуслышание, что каждый, кто хочет выкрасть принцессу, должен для начала победить его армию разбойников и найти вход в его пещеру сокровищ.

Эмир тут же разорвал помолвку — репутация и доброе имя принцессы были непоправимо испорчены ее новым статусом «сокровища» разбойника Али, хотя тот не тронул ее и пальцем, нет — его развлечением было заставлять ее весь день трудиться в сокровищнице, полировать, убирать и протирать пыль. Это радовало его черное сердце. Прошел уже год или два... принцесса с подмоченной репутацией не была нужна никому, за нее не предлагали даже выкупа, а со временем Амелия перестала даже бояться разбойника Али. Она сделалась настоящей хозяйкой пещеры сокровищ и порой покрикивала на Али который являлся в ее пещеру в грязных сапогах.

Шло время, и от одиночества принцессу спасали лишь мечты о сэре Ричарде да игры. Которые она сама себе придумывала — со временем она научилась читать на многих языках — ведь выбора у нее все равно не было, а талантом Бог ее не обидел, и часы напролет она читала старому Али дивные сказки. Она уже не стремилась на волю, лишь переживала иногда, что Али дряхлеет и скоро умрет и тогда она умрет от голода в этой пещере.

Неделю, две не приходит Али. Принцесса понимает, что скоро запасы иссякнут — и она идет по пещере, прощаясь со всеми сокровищами, ставшими ей родными за все это время.

Наконец подходит она к яйцу. Каждого дракона, изображенного на мозаике из самоцветов знает она по имени, каждому придумала легенду — и с ними хочет она провести последние часы своей жизни. Тихо и нежно напевает она колыбельную на неведомом ей раньше языке их древних свитков...

Вдруг яйцо шевельнулось, но уставшая принцесса не замечает этого, она поет все тише и тише и наконец замолкает... Но золотое яйцо (теперь уже смело можно называть его Яйцом) не замирает. Оно дрожит и трясется, самоцветы падают на пол пещеры и некому горевать о том, что рушится такая красота. Шорохи и скрипы все слышнее и вот скорлупа раскалывается и на свет появляется золотой дракон — последний из потомков великих золотых драконов, тех, что некогда пришли в наш мир из соседнего...

Дракончик на удивление самостоятелен. Много лет провел он в яйце и не спешил вылупляться — у всех драконов есть чувство опасности, а золотые драконы появляются на свет наделенные не только им, но и мудростью, такой, какая не ведома неволшебным существам, живущим не больше века. Долго он был одинок, пока не пришла эта девушка. Она проникла в его мысли, а он проник в ее, и все сказки, что развлекали девушку долгими вечерами нашептывал дракончик, а все сокровища, леса и поля, которые видела принцесса, снились и дракончику. Он дохнул на нее раз, другой и щеки ее порозовели. Осторожно погрузил ее на свои хрупкие плечи дракончик и они полетели прочь от пещеры — для драконов заклятия людей не помеха - оставляя за собой кучи золота и драгоценностей, ибо обрели они главное из них — свободу...

 

 

 

 Клад, который всегда с тобой

 

Он был ученым. Ученым до мозга костей и тоненьких золоченых очков с сильными диоптриями, ведь с самого детства не знал он покоя — ему хотелось стать доктором самых пыльных наук, ведь он был серьезен не по годам. С детства сидел он над книгами по истории, копался, искал несоответствия и нестыковки — и находя их радовался так, как го сверстники в Луна-парке воскресным утром.

К старости он был маститым ученым. Автором множества не менее пыльных книг, учебников и пособий, написанных скучнейшим языком наукообразия. Ни искры фантазии не было ни в книгах, ни в душе ученого — лишь факты, факты и подтверждения фактов. Ни разу в жизни ученого не постигало Вдохновение или Игривость и он был доволен тем, как прошла его жизнь. Но однажды вечером, когда он сидел ка кобычно в своем кабинете, он услышал тихое звонкое пение:

Раз, стекляшка,

Два, стекляшка,

Вот цветочек -

Листик вот.

Вместе сложим

Мы секретик -

И никто нас не найдет.

Ученый помотал головой. Звуки не исчезали. Более того, они становились все громче и громче и откуда-то пришел запах летней поляны. Ученый ущипнул себя за руку — на дворе стояла зима.

- Слабые галлюцинации от недостатка глюкозы — поставил сам себе диагноз ученый — он ведь был очень умным — и положил третью ложку сахара в кофе.

И ученый не найдет

То, что было у него.

В детстве отдал он веселье -

Ему не нужно ничего!

Голоса залились серебристым смехом. Ученый почувствовал, как волосы его встают дыбом — и волна воспоминаний нахлынула на него.Лето, семейный двор. Около каменной стены старого дома под пятым кирпичом лежит мальчик и чертит карту — это ученый, но вы бы не узнали его. Улыбка, в которой не хватает почти всех зубов, заливистый смех — и искрящаяся жизнь в глазах.- Секретик будет тут! Никто не найдет — и мальчуган лукаво подмигнул сам себе.Взмах, другой —и ямка закопана — теперь тщательно проверить окрестности и ползти прочь, чтобы ни один враг не посмел проследить за секретиком.Дома — нотация. Нотация о невыученном уроке, о грязных штанах, час, два — и часть света покидает глаза мальчугана. Но он упорно помнит о своем секретике — там спрятано сокровище, а значит пока он о нем помнит — ничего не способно его сломать.Еще один день и еще одна нотация, вторая, третья. Родители ученого сами забыли, каково это быть ребенком — забыли так прочно, что в пять лет их сын сам забыл что такое детство.

Воспоминания улетучились так же быстро как и нахлынули. У человека за столом задрожали руки. Ученый — какая ерунда! Столько лет он потратил на то, что нужно лишь немногим, и никогда не радовался жизни. Он понял — ему дали шанс, шанс вернуть все, как было.

Ученый был очень умный и всегда понимал, что ему чего-то не хватает в жизни. Теперь он вспомнил себя в детстве и понял, чего ему всегда не хватало.

Даже не накинув пальто, он прыгнул в машину и стрелой помчался по ночной дороге к старому дому. Фонарь, скорее!.. Пятый кирпич... До чего же твердая земля! Вот-вот... Вот...

Под комьями мерзлой земли блеснуло бутылочное стеклышко. Секрет его детства вновь увидел свет. Медаль Героя его дедушки, который умер едва ученый родился на свет — все это время она была тут! Что же это написано на ней? Надпись не стерлась...

«Моему внуку. С новыми приключениями тебя, малыш! Улыбайся!»

Серебристый смех наполнил морозный воздух, но ученому было уже все равно. Годы навалились на него, но отчаяния не приходило. Ему дали последний шанс — и он уже знал, как им воспользоваться.

Ученый остался ученым. Он был историком, но теперь его книги стояли на каждой полке в каждой семье, где росли мальчики (да и девочки тоже). Никто лучше него не знал историю и никто лучше него не мог перенести в нее юного читателя, оставляя в нем не только жажду приключений, но и тягу к истинным знаниям — ученый был счастлив. Он часто слышал серебристые голоса — с каждым разом их становилось все больше и больше.

Слушая их смех, ученый писал очередную книгу...

 

 

  

Клад двадцатого века

 

Клад был заговоренный. Триста лет бродил он по свету, подманивал путников в трясины, сталкивал в пропасти — было у него задание-наговор сгубить сто жизней, прежде чем открыться — и старался клад как мог... Триста лет прошло и сто первого ждал клад. Был он не самым богатым — историки бы не нашли культурных ценностей, но он БЫЛ и этого ему было достаточно.

Сто первым оказался святой отшельник. Посмотрел он на клад, откинул руку в благословляющем жесте. «Много смертей на тебе, бесовское отродье» молвил он, осеняя святым знамением клад «Много, и чтобы искупить и тебе и создателю твоему пострадать придется. Даю вам зарок — пятьсот лет лежать неподвижно, а после найти мирный народ и открыться самому добродетельному бедняку!» с нем святой исчез, а клад почувствовал новую тягу — тягу святого слова — и пересилила она наговор и началась у клада новая история. Смирно лежал в земле клад ровно пятьсот лет и пустился в новое путешествие.

Подобрался к поверхности клад, стал выискивать добродетельных, как злым газом окутало поле. Люди умирали вокруг клада в муках и те же муки переживала душа, что закляла клад. Шла Первая мировая война. Не было на земле места, что не задела бы она, не было и мирной добродетельной страны и снова ушел одинокий клад под землю, что страдала от страданий народа в войну невиданную прежде.

По пути заглянул клад в место, где впервые увидел обон свет — брат шел на брата, штыки, пистолеты и ружья окрашивали землю и флаги на ней. Шла Гражданская война.

Тридцать долгих лет выжидал клад, пока не затянулись раны земли, тридцать лет ждали почувствовал волнение. Но на повержности вновь шла война — еще более жестокая, где люди как звери на людей охотились, с шутками и прибаутками — когда в ужасе ринулся клад за океан, то повернул на полпути, почувствовав, как содрогнулась земля под первой атомной бомбой, как закричали сотни тысяч, уничтоженный на далеком острове в один момент. Клад не смог даже приблизиться к Америке, взявшей на себя Хиросиму и Нагасаки. Он решил быть верным стране, которая родила его. Но и там странствия его продолжались — не хотел народ быть мирным и счастливым. Афганистан, Вьетнам и Югославию видел клад с высоких тихих гор, но и на них, в землю Чеченскую пришла война, за ней другая... Не видел вокруг себя клад невинных народов и неалчных бедняков. Но обет висел над ним святым крестом, ибо искупил он странствиями своими прежние прегрешения свои, искупил и превысил долг. От клада самого теперь зависело — уйти ли навечно под землю, доставшись гномам рудным. Или ждать, ждать покуда не изменится человечество, чтобы одарить всего одного бедняка.

Клад был стар, его душа истомилась сотней лет войн и ссор людских, но одно осталось у него — вера в человечество, вера и надежда.

Где-то в Чеченских горах и доныне он ждет, когда образумиться безумное человечество, когда кончатся войны и найдет он своего хозяина...

 

 

 

 Самый последний клад

Большое красное солнце умирало. Его затухающие колебания достигали почти что поверхности маленькой темной планеты с явственно видневшимся следами разломов. От планеты дышало заброшенностью, будто от дома, который в спешке покинули все жители, оставив лишь ненужный хлам посреди комнаты...

Астронавт был опытным воякой. Не одну звездную экспедицию возглавил он, чтобы найти остатки злобных врагов всего живого — Теней — прячущихся после разгрома в секторе Лебедя. Вот и этот заброшенный уголок галактики следовало осмотреть. На планетах системы явно были видны следы старых цивилизаций, опаленных пламенем угасающего солнца...

Командор снизился и начал сканирование системы. Ничего живого, ни Теней, ни остатков флоры или фауны — умирающее солнце решило захватить с собой все, чему дало жизнь в дни своего расцвета. Командор решил уже улетать, как вдруг заметил примечание, мигавшее в углу экрана. Система навигации была старой — все новые корабли требовались разведчикам, ведущим непрестанные бои с остатками Теней, и информация баз корабля сильно … Продолжение »